Долго сидели в этот вечер Синицын и радостный Шурубура. Спохватился Гоша, когда с балкона раздался нетерпеливый голос матери:
— Гоша! Где ты?!
— Я здесь! — крикнул Шурубура.
— Ты долго еще будешь гулять?
— Еще, мам, немного!
— Иди скорее домой!
— А зачем?
Она всплеснула руками:
— Да ведь поздно! Ты ужинать сегодня думаешь или нет?
Гоша с грустью повернулся к Макару:
— Ну, я пошел… Зовут.
— Приходи ко мне завтра, а? — предложил Синицын. — Будем вместе играть. У меня кубик Рубика есть. Папа прислал.
Гоша так и подскочил:
— Да ну! — но тут же насупился: — Не выпустят. Пока все уроки не выучу, не выпускают.
— Уроки? — протянул Синицын. — Уроки… Хочешь никогда не учить уроков, а знать всегда на пятерку? — Ему еще больше захотелось удивить Шурубуру. Ребята отвернулись, так он назло им Гошку осчастливит.
— Хочу, конечно! — обрадовался Гоша. — Еще давно, с первого класса мечтаю.
— Ну так иди, ложись спать! — Синицын лукаво прищурился. — Утро вечера мудренее.
Гоша приблизил свое лицо к Синицыну. Его глаза блестели, как звезды.
— Правда? — с изумлением спросил он. — Да я тебе… я тебе свой ножик подарю! Смотри, четыре лезвия, во! Одно, правда, сломанное…
И он торопливо сунул в руки Синицыну свой бесценный дар. Макар хотел засмеяться и сказать, что он может достать тысячи таких ножиков, но посмотрел в благодарные глаза Гоши… и ничего не сказал. Только торопливо сунул ножик в карман.
Макар не обманул Гошу. На следующий день тот уже стучался рано утром в квартиру Синицыных. И только Макар открыл дверь, Шурубура ворвался в прихожую, чуть не сбив его с ног.
— Вот удивились все! — завопил он. — Вот был концерт!
— Чему удивились? — Макар от удовольствия заулыбался.
— А тому, что я знаю уроки! Когда я им сказал, что уже выучил, они подняли меня на смех…
— Кто — они?
— Мама и Людка, сестренка. Налетели на меня: ты ничего не учил, садись за уроки! А я им говорю: спрашивайте. Сестричка моя — косички кверху и хвать задачник: «Что задавали?» Я говорю: то-то и то-то. Посмотрела в тетрадку, а задачка-то уже написана! И упражнение по русскому языку выполнено. Вот лица у них вытянулись! Проверяли, проверяли меня, так ни с чем и остались. Слабо им против меня! — хвастливо закончил он.
— А я что говорил? — подбоченился Макар.
— Слушай, — Гоша понизил голос, — ведь упражнения и задачки в тетрадках моих моим почерком написаны. Фокус-покус! Вот что удивительно…
— Чего удивительного? — не понял Синицын.
— Ведь я-то их не писал, это точно! Сам первый раз в глаза увидел. Вот посмотри: и цифры-то кривулисты, как у меня. Почему?
— Потому! Ты что, хотел, чтобы чужим почерком у тебя в тетрадке было написано? Тогда все сказали бы, что не ты выполнил задание. И про кляксу не забыли — ты ведь не чистюля какой-то…
— Верно! Но кто же все-таки моим почерком писал в тетрадке, а? Ты не знаешь случайно?
— Не ломай себе над этим голову! — посоветовал Синицын, выкладывая кубик Рубика. — Есть дела поважнее.
Макар был очень рад, что к нему пришел Гоша. В последнее время ему стало очень скучно жить на белом свете. Уроки учить не надо было, и времени у него стало хоть отбавляй. И вот тут, неожиданно, для него начались неприятности. Он остался один. А скажите, разве интересно играть одному? Даже в кино ходить одному, и то скучно. Ведь из кино идешь с друзьями и обмениваешься мнениями: «Тот ему кэ-эк даст!» — «А этот ему кэ-эк врежет!» А Синицыну не с кем было ни играть, ни в кино ходить. Только он приглашал кого-нибудь с собой, как ему отвечали: «А кто за меня уроки будет делать?»
Прямо одно сплошное огорчение! И Синицын затосковал. Он целыми днями валялся на диване, как лежебока, и подолгу смотрел в потолок.
Тут-то он и повстречал Гошу. И сделал так, чтобы и тому не надо было учить уроки.
Правда, Гоша был младше его, но не намного. Главное то, что он восхищался Синицыным и считал его настоящим волшебником.
Для Макара жизнь снова стала увлекательной и интересной.
А вскоре появилось объявление, что между командами КВН «Альбатрос» и «Любознательный» состоится турнир на литературную тему.
Синицын с нетерпением ожидал этого дня. Он надеялся, что ему, несмотря на запрет, все же удастся выступить.
«На этот раз я вам покажу! — думал он. — Попляшет у меня „Альбатрос“.»
И этот день наступил. В пионерской комнате опять собрались команды и болельщики.
Еще с порога Макар увидел большой портрет Горького и плакат под ним: «Всем хорошим во мне я обязан книгам».
Синицын уверенно направился к команде «Любознательных». Но его остановил Живцов:
— Синицын, куда? Ты не участвуешь в турнире.
Макар почувствовал, что его бросило в жар.
— П-почему это я не участвую?
Голос у него был такой расстроенный, что Зина замялся:
— Ты что, забыл? Мы же постановили на собрании исключить тебя из команды… Вообще-то ты можешь участвовать в турнире, но как болельщик…
— Ну ладно! — с угрозой процедил Синицын. — Попомнишь ты меня…
Он круто повернулся и пошел к болельщикам — отпетым двоечникам и троечникам.
Те встретили его с удивлением, зашушукались.
Скрипнув зубами, он сел и стал искать глазами Дашу. Она сидела в первых рядах команды «Любознательных», щеки ее горели от возбуждения.
— Сегодняшний турнир особый! — объявила Влада Изотовна. — Команда-победительница получает переходящий приз команд знающих и находчивых. Его изготовил специально для нас бывший ученик нашей школы, а ныне мастер фабрики музыкальных инструментов Петр Семенович Галущак.